Даже без учета того, что я сейчас жестко ограничиваю себя в питании, я доволен.
Я думаю о рисунках, о васильках, о новых карандашах с эффектом акварели. О сентябре, о духах, которые я хочу уже много лет. О звездных китах, о зеленых ирисах, о камнях с крыльями, что застыли внутри. О блокноте, что исписывается записью, о специях, что подходят к выпечке. О фестивале, что будет на острове, который в белом море. О прохладном ветре и шепоте закутанного в тела солнца.
Где ласковые взгляды и искренние улыбки.
И вспоминается сон, старый, но такой волшебный.
Когда я лежала в обнимку со своим мужчиной в электричке, размеренно мелькали туманные огни в просвете мороза на окнах. А на сердце, на рваном сердце было спокойно. Не было надрывной тишины, от которой бежишь в шумные парки и скверы, не было страха, который прячешь за смеющимися лицами людей. А простое счастье, ласковое, согревающее изнутри. А за окном снегопад, а под ухом шелест страниц старого сборника стихов. И ты едешь, и едешь, медленно утопая в счастье.
запись от 12 июня
Я думаю о рисунках, о васильках, о новых карандашах с эффектом акварели. О сентябре, о духах, которые я хочу уже много лет. О звездных китах, о зеленых ирисах, о камнях с крыльями, что застыли внутри. О блокноте, что исписывается записью, о специях, что подходят к выпечке. О фестивале, что будет на острове, который в белом море. О прохладном ветре и шепоте закутанного в тела солнца.
Где ласковые взгляды и искренние улыбки.
И вспоминается сон, старый, но такой волшебный.
Когда я лежала в обнимку со своим мужчиной в электричке, размеренно мелькали туманные огни в просвете мороза на окнах. А на сердце, на рваном сердце было спокойно. Не было надрывной тишины, от которой бежишь в шумные парки и скверы, не было страха, который прячешь за смеющимися лицами людей. А простое счастье, ласковое, согревающее изнутри. А за окном снегопад, а под ухом шелест страниц старого сборника стихов. И ты едешь, и едешь, медленно утопая в счастье.
запись от 12 июня